Ларик живет в языке. И в русском, и в английском — на два дома. Свободно плавает от одного к другому, но все чаще лодку его прибивает к английскому берегу. Однако мама как главный тренер сборной по русскому языку настроена решительно: она берет в союзники не кого-нибудь, а саму Ахматову — из глухо-немой вселенной.
Есть ли у вас «своя Ахматова» — поэт, который возвращает вас к родному слову?
Каждое воскресенье, после завтрака — а иногда ещё и в субботу вечером, особенно если папа был в командировке — мы садились заниматься русским. «Но мы сохраним тебя, русская речь, / Великое русское слово!» — цитировала мама Анну Ахматову, а я выжидал и в конце стихотворения каждый раз радостно выкрикивал: «Навеки!» Это «Навеки!» я выкрикивал и к месту, и ни к месту — в конце почти каждого стихотворения или когда чувствовал, что говорящий завершил свою речь.
Мы учили стихи наизусть, и я уже начал вворачивать в телефонные разговоры с бабушкой то цитату, то аллюзию. Когда она спрашивала меня, что я делал в школе на этой неделе, я на полном серьёзе отвечал: «Я весь учился понемногу, чему-нибудь и как-нибудь».
Потом бабушка прислала нам учебники, начиная с букваря. Мама была в восторге: она очень любила преподавать язык — уже не важно, какой, и не важно, в школе или дома. С собой мама теперь не разрешала мне разговаривать по-английски, а я, нахватавшись его в школе, всё больше норовил это сделать. Она требовала, чтобы по-русски я говорил чётко и полными предложениями.
Я иногда, честно говоря, плохо усваивал, уставал, не слушался — и начинал уже перед мамой втягивать голову в плечи и изображать пикантную косинку. Мама тогда очень расстраивалась и ругалась на меня. Один раз назвала меня «Ларик-кошмарик». Это — когда я особенно ничего не понимал и выкрикивал ахматовское «Навеки!» то тут, то там, надеясь, что уже конец.
Короче, то в лес, то по дрова. Я косил глазами к носу и всё норовил спеть стихотворение или рассказ, которые мы с ней читали, на мотив какой-то уже не русской песни. Кажется, «Естердей» Битлз.
В маме, однако, подобные препятствия только подстёгивали спортивный азарт. Не мудрено — приближалась Олимпиада-80, и она тоже прониклась олимпийским духом.
Некоторые могли бы подумать, что это рисунок шестилетнего Ларика, который так вдохновился ахматовским стихотворением, что нарисовал Ахматову — ну, как смог.
Но среди нас таких нет.
Точнее, среди нас есть один человек (скажите, как его зовут?), которому настолько понравился рисунок Модильяни, что он ходил вокруг него, ходил…
И так ему захотелось нарисовать что-то подобное, что он взял, да и приписал рядышком: «На веке!»
Потом пришёл к маме и говорит: «Навеки!»
Как вы думаете, что сказала мама?